Памяти тысяч советских граждан, замученных в Озаричском лагере смерти, посвящается…
В редакцию газеты «Коммунист Беларуси. Мы и время» обратилась коммунистка Тамара Александровна Трухан с просьбой опубликовать стихотворения, написанные бывшим узником лагеря смерти «Озаричи» ГОЛОВАЧЕНКО Григория Карповича.
Мы публикуем эти наполненные глубокой болью строки, написанные аккуратным каллиграфическим почерком:
Мы публикуем эти наполненные глубокой болью строки, написанные аккуратным каллиграфическим почерком:
«Когда-то я работала вместе с ним в СШ №117 Заводского р-на г. Минска. Тогда, в 80-е годы, он несколько своих стихотворений передал мне. Григорий Карпович, как и я, преподавал в старших классах русский язык. Среди переданных мне стихотворений есть, на мой взгляд, замечательное стихотворение, посвящённое матери Петра Куприянова А.Ф. Куприяновой, потерявшей во время войны пятерых своих сыновей.
Я Вам высылаю его стихотворение о суровом детстве военной поры.
Мы с тобой с довоенного года.
Нашу жизнь искромсала война.
Претерпели мы злые невзгоды,
Чашу горя испили до дна.
Нам война болью радость затмила,
Разорила, разграбила дом.
Наше детство огнём опалила,
Наше счастье прошила свинцом.
Память сердца не знает покоя,
По ночам она спать не даёт.
Кинолентой всплывает былое,
от видений душа устаёт.
Беззаботно в песочнице дети
Водят танки, из пушек палят.
Что отраднее видеть на свете,
Чем счастливое детство ребят!
Мы же в детстве, войной опалённом,
Испытали и голод, и страх.
Нам игрушками были патроны,
Мы винтовки держали в руках.
Мы брели по военным дорогам,
Оборванцы, без хлеба и сна.
Обездоленных было так много!
Скольких нас загубила война.
В нашей памяти зверства тиранов,
Мы – свидетели горестных дней.
Постепенно уйдут ветераны.
Мы продолжим рассказ о войне.
Силы нам подорвали невзгоды.
К нам крадутся недуг, седина,
Мы с тобой с довоенного года,
Нашу жизнь сократила война.
Да, Григовия Карповича уже нет, а вот стихи его пусть расскажут о той страшной жизни, которую мы прожили в годы Великой Отечественной войны во время фашистской оккупации. А как теперь страдают и погибают дети Донецкой, Луганской республик и других областей от бандеровских фашистов!
ВО ИМЯ РОДИНЫ
Суровы лица, губы сжаты,
тревожный блеск штыков и глаз.
О, мать! Твои идут солдаты,
взгляни на них в последний раз.
Степан и Коля, Миша, Вова
и Петя – все пять сыновей.
Петруша, Петенька, хоть слово
скажи ты матери своей.
Утешь её в большой тревоге,
утри слезу и успокой.
Но братья: братья на дороге:
и Петя: «Жди. Придём домой!».
И мать одна, в слезах, в печали…
А сыновья её ушли…
Как будто сердце её взяли
и в край пожаров унесли.
Они ушли на бой жестокий,
ушли страну спасти от бед,
а мать навечно на дороге
застыла, детям глядя вслед.
Они ушли под вражьи пули,
в бою геройски встретить смерть.
Но в бронзе к матери вернулись,
чтоб скорбь её запечатлеть.
Её страданья безутешны,
её печаль – реки поток.
И в сердце мужественном, нежном
слились любовь и скорбь, и долг.
Пройдут года, пройдут эпохи.
Святая, любящая Мать!
Ты будешь вечно на дороге
детей на подвиг провожать.
Памяти тысяч советских граждан, замученных в Озаричском лагере смерти, посвящается…
В ГЛУБИНЕ СЕДЫХ ЛЕСОВ ПОЛЕСЬЯ
В глубине седых лесов Полесья
Есть частица горестной земли.
Пролетая в синем поднебесье,
Скорбный крик роняют журавли.
Им в ответ чуть слышно, монотонно,
Словно исчерпав остаток сил,
Ветер плачет и печально стонет
Над покоем давнишних могил.
Посреди тоской объятых сосен
Стынут тени в зелени ветвей.
Это души заживо замёрзших,
Заморённых голодом людей.
Тени жмутся и дрожат, как в стужу,
Хоть в лесу пылает летний зной.
За берёзкой в мареве воздушном
Вижу тень я матери родной.
В снег, в мороз дорогами лесными,
Толпами больных людей в ночи
За ряды колючей паутины
Умирать согнали палачи.
Под сосной в лохмотьях дети ноют.
Ни огня, ни крошки хлеба в рот…
Тихий плач… – и вдруг вблизи завоет,
Сея смерть, голодный пулемёт.
Я помню войну, помню, как я ждала его, папы, возвращения, помню, как мы, дети, вместе с жителями нашей деревни, встречали советские танки, которые ехали через нашу деревню к лесу. Мы рвали в цветниках цветы, колючие розы и не чувствовали этих колючек, хотя руки были в крови. Цветы мы бросали танкистам, а я всё время думала, что сейчас встречу своего отца, так как знала, что папа был танкистом. Это был июль 1944 года. А в августе 1944 года мы получили извещение, что Пармон Александр Никифорович, старший лейтенант, командир взвода Восьмой стрелковой роты 629 стрелкового полка 134 стрелковой дивизии, погиб 30 апреля 1944 года на Волыни, в селе Купичев Турийского района.
Я помню, как я плакала, когда маму мою немцы посадили в тюрьму в Узде, а потом тётя, в доме которой мы жили, каким-то образом выкупила у полицая мою маму. У неё хранилось несколько золотых монет, которые ещё до революции тётя собирала, чтобы докупить земли, т.к. её семья была безземельная. Так что золото помогло маме выжить. Вместе с мамой в одной камере была учительница из Заболотья Узденского района. Её пытали. В камеру приносили еле живую, окровавленную, имзорванную собаками, но она говорила, что ничего немцам не сказала.
Сколько было горя и слёз в те времена! А теперь плачут, страдают, гибнут наши родные славяне на Украине, в России. А ведь народам нужен мир, мир на всей планете.
Простите за сумбурность. Годы, годы… Разучилась и писать, и говорить».
Тамара Александровна ТРУХАН
Добавить комментарий