«Полигон» Лазуткина
Повесть «Полигон» молодого автора Андрея Лазуткина вышла в конце 2014 года в минском издательстве «Кнігазбор» при поддержке Союза белорусских писателей и сразу же наделала много шума. Книга написана в жанрах антиутопии и альтернативной истории. Действие разворачивается в рейхскомиссариате О́стланд (бывшая территория Беларуси и стран Балтии) через 15 лет после окончания Второй мировой войны. В повести автор пытается предположить, к чему привела бы победа Германии во Второй мировой войне и как сложилась бы судьба белорусского народа под игом немецких «освободителей». В параллельной реальности «Полигона» война завершается в 1943 году сепаратным миром под Сталинградом. И это не приносит нашему народу ничего хорошего, жизнь не становится лучше. Именно в такой обстановке существует герой повести Анжей, который мучительно пытается разобраться в окружающей лжи и хоть что-то изменить в действительности. Любопытный момент: автору книги - всего 22 года! Именно это обстоятельство и подвигло нас на встречу с Андреем Лазуткиным. Мы поговорили о современной белорусской литературе и не только.
- Андрей, какова была реакция критики на Вашу книгу?
- Первое время меня усердно поливали наши «незалежныя» СМИ, так как на слишком большое количество национальных мозолей удалось наступить одновременно. В повести хватает острых моментов: белорусско-гитлеровская коллаборация, миф о «белоруской Вильне», упоминается факельное шествие во Львове и кладбище украинской дивизии СС «Галиция». Кроме того, повесть вышла на фоне украинского конфликта - например, рецензия с одного из сайтов назвала книжку «сладкой ватой», а автора, соответственно, «ватником», «красным террористом» и «сталинистом». Еще один известный ресурс, позиционирующий себя как «незалежная дыскусійная пляцоўка», выложил со мной интервью, которое сняли уже к вечеру - видимо, из-за моих политических взглядов, членства в КПБ и высказанных нелицеприятных мыслей, хотя две «расстрельные» рецензии на «Полигон» там так и остались висеть. Но, в целом, критика меня порадовала - всего я насчитал около десятка развернутых отзывов на книжку. Конечно, мне как автору приятно любое внимание к своему детищу.
- По каким позициям в комментариях критикуют Вашу книгу? Как реагируют ветераны? Их не обижает такая вольная трактовка итогов войны?
- Судя по реакции прессы и фейсбука, книга обидела в первую очередь тех, кто открыто симпатизирует белорусской коллаборации. С 90-х годов появилась слабенькая тенденция «отбеливать» отдельные исторические фигуры, вроде того же Радослава Островского, «президента» Белорусской центральной рады (марионеточного пронемецкого правительства) или гитлеровского гауляйтера Вильгельма Кубе, который якобы «хорошим парнем был», открывал церкви и белорусские школы, формировал «нацыянальнае войска» и т.д. Некоторые «историки» дописываются аж до того, что Кубе и Островский - невинные жертвы большевизма и палачей-партизан. Само собой, таких «сочувствующих» - единицы даже среди националистов, зато эти единицы звонко брешут и пытаются формировать общественное мнение в социальных сетях по принципу «как дышло, туда и вышло». Тем не менее, иметь ультраправые взгляды – по-прежнему дурной тон, и это меня не может не радовать. В 90-е годы общество ухнуло в яму, и пока одни возили в Польшу спирт, телевизоры и гвозди, другие под шумок стали вытаскивать из шкафа белорусской истории скелеты и наряжать их в пыльную полицейскую форму – в том числе и люди, причастные к литературе, вроде Славомира Адамовича, о котором Юрий Азаренок в 1995 накануне референдума о государственной символике снял фильм «Дети лжи», или писателя Юрия Станкевича. Оба литератора печально известны своими крайне правыми взглядами, из-за которых от них отвернулось общество и большинство коллег по цеху.Война – это в первую очередь разделение на своих и чужих. Народная память – непростая штука, и ее не обманешь лживыми историческими «исследованиями» или литературными поделками. Под ворохом замаранной бумаги не спрячешь заборы лагерей, деревенские пепелища, горелые кости – народ не обманешь, как бы пафосно это не звучало. Народ хорошо помнит, кто свой, а кто чужой – даже спустя 70 лет. Казалось бы, зачем снова писать о войне, если все уже написано Алесем Адамовичем или Василем Быковым? Что я могу к этому добавить? Но, на самом деле, «Полигон» только внешне «про войну и немцев», есть в нем и вторая, «современная» линия – попытка разобраться в том, кто мы – наше поколение 20-летних, выросшее в независимой Беларуси. Взросление, осмысление окружающей реальности, поиск хоть каких-то ориентиров – на мой взгляд, книжка в первую очередь об этом.
- В России 2015 год объявлен Годом литературы, в Беларуси - Годом молодежи. Чего ждет от современной литературы молодой белорусский писатель, пишущий на русском языке?
- Современная белорусская литература перенасыщена книгами «не про что». Много рефлексивной прозы, самокопаний, которые подаются читателю с какой-то философской претензией. Читателю на чужие рефлексии плевать - он хочет услышать историю, требует закрученный сюжет и актуальные оценки текущих событий. На мой взгляд, у нас есть одна основная проблема: отсутствие массовой литературы. Белорусская литература вышла из советской шинели, и за годы советской власти сформировался определенный литературный канон: «деревенская проза — военная проза». Для своего времени это было актуально, однако сейчас огромный пласт из школьных учебников уходит в прошлое: проблемы коллективизации или партизанского быта нынешней молодежи не понятны и не интересны. А что вместо? Массовой белорусской литературы так и не появилось - я имею в виду, прежде всего, детективный жанр. В 60-е годы повесть «Дикая охота короля Стаха» имела огромный успех - по сути, это был первый белорусский детектив, национально окрашенный Владимиром Короткевичем. К массовой литературе можно отнести и Ивана Шамякина - он пользовался популярностью именно из-за своего таланта бытописательства: ему одинаково хорошо удавалось описывать интерьеры советских квартир и будни секретарей райкомов. Но сейчас эта ниша пустует. Из того, что читал, к массовой литературе я отнес бы «Сфагнум» Мартиновича - хотя сюжет напоминает российский фильм «Бумер» про братков и, возможно, это не самый удачный пример.
Белорусы не читают белорусское. Нас поглотило российское книжное пространство, в котором есть все и на любой вкус: начиная с безобидного чтива от Донцовой и заканчивая контркультурным Пелевиным, эпатажным Владимиром Сорокиным и скандальным Лимоновым. Все это можно легко найти в наших книжных магазинах. Мы не в состоянии конкурировать с российским рынком. Еще одна проблема - это расколы. Белорусский язык стал маркером, которым пользуется оппозиция уже 20-30 лет под ярлыком «адраджэння». Конечно, я знаю много достойных (независимо от их взглядов!)
белорусскоязычных авторов, но литература не должна прогибаться под политическую конъюнктуру, иначе она превращается в низкосортную пропаганду - и не важно, на каком языке она будет написана, на русском или белорусском.
- Критики говорят, что в мировой литературе уже давно описаны все возможные типажи людей, которые встречаются в жизни, теперь только бери и примеряй их к тому или иному политику - и можно прогнозировать его действия на будущее. А каковы герои современной белорусской литературы?
- Самый типичный герой, на мой взгляд, это парень-полешук, у которого уводят девушку, отбирают землю, сажают в колонию пилить дрова, а он уныло молчит, сопит и терпит. Дело тут не в белорусской литературе - дело в белорусском архетипе забитого «вясковага» мужика. Любая идеология или миф нуждаются в героических фигурах - даже если таких «в списках не значится», их должна вылепить литература. Первым это понял Владимир Короткевич, написавший «Колосья под серпом твоим» про Кастуся Калиновского, белорусского борца с царизмом. Надо учиться у Короткевича - у нас есть целая плеяда ярких деятелей, но где же художественная литература, посвященная им? Возможно, когда-нибудь она появится. Но, конечно, проще писать по принципу «что вижу, то пою». В итоге литературная тусовка пишет книги сама о себе, а потом сама же их читает, критикует и награждает. Получается такая вот литература «за забором». Конечно, обычному читателю все это не интересно.
- Андрей, на кого бы Вам хотелось равняться в литературе?
- Из белорусской классики, безусловно, на Алеся Адамовича. Адамович, во-первых, писал по-русски, во-вторых - был известен как талантливый публицист, ему была не чужда и политическая деятельность. Роман Адамовича «Каратели», вышедший в 1980 г., я считаю одним из лучших в белорусской литературе - там необычная композиция и нетипичные герои. Очень приятно, что в этом году «Карателей» переиздали (кстати, книга была представлена на XXII международной выставке в Минске), что еще раз доказывает, что в нашей советской прозе есть отличные нестандартные вещи, которые ценятся и сейчас. В среде современных авторов мне симпатичен русскоязычный писатель Владимир Козлов из Могилева. Он, правда, больше известен в России как автор художественной прозы и нон-фикшн, однако все его книги автобиографичны и построены на личном материале - жизни белоруской провинции конца 1980-х. Из российских авторов нравится Сергей Довлатов, у него приятный стиль, а главное - умение простыми словами писать о сложных вещах, будь то полуголодная жизнь в эмиграции или служба в конвойных войсках. Юмор и ирония Довлатова - это защита от окружающей мерзости и безысходности. Без самоиронии в литературе вообще далеко не уедешь - иначе тексты превращаются в бетонные блоки из пафоса.
- Современный белорусский писатель - какой он?
- Статус писателя значительно девальвировался в обществе. Конечно, иметь напечатанную книжку все еще круто, но уже не так круто, как иметь новенькую «БМВ». Кроме того, финансовое положение людей, живущих на литературные доходы - где-то около плинтуса: мизерные тиражи и такие же копеечные гонорары.
Номер газеты:
Добавить комментарий